Книги:
Воители
Несостоявшееся самоубийство
Оправдание воина
Расстрел ч.1
Расстрел ч.2.
Заметки.
Ваши отзывы.
Покупка книг
Ссылки
Написать автору
|
Вступление
Тьма надвигается
Предисловие
Глава 1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
Глава девятая. Удар тьмы Вдруг Даниил резко поднялся и начал озираться по сторонам. – Опасность, – вырвалось у него Большая опасность приближается, – сказал он вслух как бы для себя. – Откуда ты знаешь? – Мы чувствуем, это в нас заложено. Я не раз чувствовал опасность, но такого сильного ощущения у меня еще не было. Надо уходить отсюда. Они трусцой бросились в лес. Даниил был очень встревожен. – Что бы ни случилось, ничему не удивляйся, ибо чему быть, того не миновать. Последние события, видимо, изменили Предопределение, и мой срок уже пришел. Я рассекретил себя... Тут Даниил, не дав Павлу задать вопрос, остановился как вкопанный. – Стоп! Павел, там на фундаменте я забыл сверток, сбегай, пожалуйста, а я здесь подожду. – А если меня поймают? – недоуменно спросил Павел, глядя на натянуто улыбающегося Даниила. - Не бойся, у развалин опасности уже нет, они ушли оттуда – убежденно произнес Даниил, глядя почему-то поверх головы Павла. – Кто это они? – Павел, сейчас некогда объяснять, делай, что говорят, быстро принеси, пожалуйста, сверток. Это важно, торопись! Павел послушно бросился бежать со всех ног к фундаменту храма. Его душа терзалась сомнением, но авторитет Даниила в его глазах последнее время стал так высок, что он решил не обдумывать, правильно ли он поступил, хотя на душе у него было очень тревожно за своего учителя. Он облазил весь фундамент, сверток представлял из себя цилиндр из плотной черной бумаги с сургучной печатью. Павел так торопился, что даже не заметил как крапива, в которую он завалился, здорово ожгла руку. Его удивило, что посреди дня стало темнеть, и он побежал обратно. В лицо подул сильный ветер. "Ну, вот, грозы еще не хватало."– с раздражением подумал Павел. В этот момент лес озарила голубая вспышка. Она сверкнула в той стороне, в которой остался учитель, грома не последовало. Тут Павел отчетливо осознал, что Даниил в опасности и припустил еще сильнее. Он продирался сквозь кустарник, не замечая царапин, стало быстро светлеть, и когда он подбежал к тем деревьям, мрак совсем рассеялся. Тут взору Павла предстало страшное зрелище, он закрыл ладонью рот, чтобы не закричать. Дерево, под которым они расстались, было обуглено, под ним лежал... Даниил, точнее одежда Даниила. Свитер был приколот к земле двумя длинными черными стрелами. Рядом с одеждой Даниила лежали двое, точнее их одежда. Павла затрясло, когда он понял, кому она принадлежала – черные капюшоны... Он сделал над собой усилие и подошел поближе. Трава была обуглена, мелкие деревья срезаны как косой. Жуткий страх заползал в душу, но превозмогая его, Павел подошел еще ближе. Было ощущение того, что Даниил и эти двое прошли сквозь одежду. "Что же здесь произошло?" – Потерянно подумал про себя Павел, осознавая, что здесь случилось что-то страшное. Вокруг Даниила все было утыкано черными короткими палками, обоюдоострыми, как отметил Павел при ближайшем рассмотрении. Трава частично выгорела частично примята. Тут же валялся обломок кривого черного меча и какого-то еще оружия. Все вокруг носило следы ожесточенного сопротивления. Павел понял, что тут была настоящая сеча, когда попытался выдернуть из старой березы длинный узкий кинжал. Вдруг одежда Даниила вспыхнула серебристым пламенем, два черных балахона в свою очередь вспыхнули голубым пламенем и ...исчезли, исчезли стрелы и мечи, только обугленный кустарник напоминал о страшном событии. Только тут чувство самосохранения вырвало Павла из оцепенения и он понесся свозь лес не разбирая дороги и очнулся только от того, что кто-то тряс его за плече. Только тут он пришел в себя. Он сидел на лавочке на конечной остановке и в буквальном смысле рыдал. Какая-то бабуля стояла рядом и с сочувствием, но и с каким-то лукавством смотрела на него. – Ну, ты милый меня совсем напугал - проскрипела она с притворной жалостью - Что же такого могло случиться, что ты так плачешь? - Да, там ... на поляне...мой друг! – Знаю, знаю – хитро прищурившись сказала бабуля - Только ты, милый мой, не расстраивайся и не суйся в эти дела. Худо тебе будет, ой худо, если сунешься! Забудь то, что было, слышишь, забудь! - Уже с какой-то скрытой угрозой сказала бабка. После ее слов у Павла опять заныло в плече. – Что? – почти закричал Павел. – У меня друга убили, он меня два раза от верной смерти спас. – Слезы у Павла просохли, в душе загорался гнев. Удивления не было, он понял, что перед ним - "нежить". - А ты ведь не просто бабуля? - поднимаясь с лавки, зловеще, медленно выговаривая каждое слово произнес Павел. Бабка зло ухмыльнулась. – Не лезь, человече, не зная броду, не лезь в воду, хуже будет, оставайся в стороне, не твоя это война! – Ошибаешься! – тихо процедил Павел сквозь зубы, медленно надвигаясь на бабку. – Это теперь и моя война, вы моего друга убили, и я не намерен это так просто оставить! – Ой, да какой он тебе друг-то? Ты и знаешь-то его несколько дней всего! – Так! – зловеще прошептал Павел. – А ты откуда знаешь? – А мы, милый, все знаем. У нас разведка, у нас армия... Вот если бы ты с нами был... – Никогда! – прогремел Павел. – Напрасно, напрасно – зло оскалившись, сказала бабка и подмигнула Павлу своим зеленым глазом, другой глаз был у нее почему-то совсем черный. – Мы тебя с ответом не торопим, подумай. Мы тебе еще продемонстрируем мощь темной силы. Будь с нами и тебя будут бояться, тебя будут защищать, у тебя будут деньги, девочки от тебя будут без ума! Хе-хе! А что у них получишь? Вечный бой, геройскую смерть за какие-то размытые идеалы? – Замолчи! – закричал Павел. – Ну, что тебе этот доходяга в черном свитере? Что, думал он супермен? Думал, мы на него управы не найдем? - Заткнись! - глухо простонал Павел, схватившись за плече. – Что, болит плечико-то? – с ложной заботой поинтересовалась бабка. – То-то, это тебе печать нашу сделали, чтоб помнил, и не борзел. Павел до побеления костяшек сжал кулаки, борясь с собой, чтоб не броситься и не избить эту бабку-зомби. Он вдруг понял, что бабуля эта - всего лишь говорящая кукла. Ее личность загнана куда-то в глубину психики, а говорит и действует через нее нечистая сила, и остается только пожалеть этого пожилого погибающего человека, сделавшегося на старости лет вместилищем бесов. Будто подтвердив его мысли, бабка вдруг приобрела нехарактерную ее возрасту подвижность. – Ну, ударь меня, ударь! Слабо тебе? – быстро перемещаясь то вправо, то влево сказала она, подзадоривая Павла, который надвигался на нее, сжав кулаки. Но, вдруг, что-то кольнуло в груди. "Крест!" – пронеслось у него в мозгу. В это мгновение лицо бабки исказила такая злоба, что Павел немного струхнул, но нашел в себе силы перекреститься. Бабка, взвизгнув, отпрыгнула от него. – Ах, ты, молокосос! – рявкнула она и хрипло выругалась. – Ах ты креста боишься, а вот я тебя сейчас перекрещу – злорадно выкрикнул Павел, сотворить знамение не успел. Бабка как-то быстро рванулась в сторону и, подпрыгнув к нему сзади, коснулась чем-то затылка. Острая боль пронзила плече, в глазах померкло и Павел потерял сознание. Очнулся он дома на кровати, где он лежал раздетый под одеялом. Одежда скомканная лежала на стуле. Голова болела нестерпимо, немного тошнило. Молча вошла мама и села рядом. Казалось, она все время стояла и слушала, когда он проснется. Глаза ее были заплаканы, она была сердита. "Доброе утро!– хриплым голосом произнес Павел. Во рту было почему-то так гадко, будто он неделю зубы не чистил. Мама резко встала и пошла на кухню. На ходу резко повернулась и, еле сдерживая гнев, отчеканила: "На кухне поговорим, приведи себя в порядок!". Павел остолбенел, так мама с ним никогда не разговаривала, в ее голосе чувствовалось отчаяние и холод. Он поднялся с кровати, его покачивало, голова кружилась, в комнате пахло как-то гадко, до боли знакомо. Он прошел в ванну. Немножко придя в себя, он умылся и причесался, зашел на кухню. Мама жарила яичницу, демонстративно развернувшись к нему спиной. – А где Даша? – прервал Павел затянувшееся молчание. – В школе! – отрывисто сказала мама. – А рассол в холодильнике! – Какой рассол? Зачем мне рассол? – ошарашено глядя на мать, спросил Павел. – Говорят от похмелья помогает! – сказала она таким же холодным тоном, ставя на стол литровую банку. На, поправь голову, учись мудрости отцовской! – Какое похмелье? – недоумевал Павел. – А такое – когда напиваются, как свиньи, с утра бывает похмелье! - издевательски, также холодно ответила мама. – А причем тут я? – тоже чуть не крикнув, возмутился Павел. – Так ты вчера домой притащился и "лыка не вязал", перегаром так несло, что Дашу чуть не стошнило от тебя. Павел напрягся. Только сейчас он осознал, что ничего не помнит, что с ним было вчера. И вообще последние события помнились смутно. – Мама, я ничего не помню! – Конечно, так напиться. Я тебе разве не говорила, что тебе ни капли спиртного нельзя, даже лекарства на спиртовом растворе нельзя. Тебе что, на больничную койку захотелось? – произнесла мама уже сквозь слезы. – Мама, ты не понимаешь, я вообще ничего не помню! – Не прикидывайся, напился, так имей мужество покаяться и больше так не делать. – Мама, я не прикидываюсь, ты же знаешь, я никогда в даже в рот не брал. Я не знаю, просто не знаю, что происходит? – обреченно произнес Павел и подпер голову ладонями, пытаясь скрыть слезы. Мама села рядом и, погладив его по голове, тихо сказала: – Вот и провалы в памяти у тебя начались. Ты вчера себя так по-скотски вел, крест нательный с себя сорвал, топтать пытался. – Да ты что? – резко вскинув голову, сказал Павел, – Не мог я крест топтать. – Пьяный человек еще и не такое может. – грустно сказала мама. – Я не помню, я ничего не помню. – Павел опять заплакал. Мама молча гладила его по голове. – Тебе к врачу надо, Паша, – тихо сказала она. – Хорошо, я схожу, – смиренно согласился Павел. – У меня в плече еще что-то покалывает и пальцы немеют, наверно, нервы. – Я тебя сейчас запишу, – сказала мама и позвонила в поликлинику. – После обеда на 3 часа, только не забудь. Затем они поели, и мама пошла на работу. Павел проводил ее до двери и лег немного полежать, но спать не хотелось, поэтому он решил пройтись погулять. Выйдя из подъезда, он отшатнулся было обратно, но было уже поздно, он был замечен. Прямо напротив его подъезда резвилась шобла "крутых". Павел напрягся, он почувствовал, что они ошиваются здесь по его душу. – Ба! Какие люди в Голливуде! – с идиотской улыбкой приветствовал его Хамит. – Иди, иди сюда, не бойся, своих мы не трогаем. Павел от неожиданности чуть не открыл рот. – Ладно, ладно, "не ссы", не обидим, – в свою очередь процедил сквозь зубы Гарик. – Ты вчера показал себя, так "бухать" могут только настоящие мужики. Мы сначала тебя "зачморить" хотели, накачать "горючим", чтоб потом поприкалываться, а ты спирт без закуски так трескал, что нам и не угнаться было. Вся компания весело заржала. – Ты молоток, Паштет! А все тихоней прикидывался! – захлебываясь от смеха, задушевно произнес Петя Асмодский. – Ну, что молчишь, головка-то бо-бо? – не унимался Хамит. Вся ватага опять загоготала. Против своей воли улыбнулся и Павел. – Но я не помню ничего! – робко произнес он. – А это и ежу понятно, что не помнишь. Я бы после такого и свое имя бы не вспомнил. – ухмыляясь процедил Гарик, протягивая Павлу папиросы. – Нельзя мне, противопоказано, – воскликнул Павел. – Да "фигня" все это, закуривай! Че, как не мужик? – настаивал Гарик. Павел обалдело посмотрел на пачку и как-то автоматически взял папиросу. Он ждал побоев, матершины, издевательств, но никак не такой "задушевной" встречи. Он был выбит из колеи, не знал, что делать и как себя вести. Закурив, сразу закашлялся. Все опять засмеялись. – Ничего, когда-то надо становиться настоящим мужиком , -в устах Пети Асмодского эти пафосные слова показались смешными, но Павлу было не смешно. – Пошли погуляем! - почти по-дружески хлопнул его по плечу Хамит. Павлу было что возразить, но он промолчал. Он вовсе не хотел быть втянутым в сообщество "крутых", хотя это сулило ему немалые выгоды. Он автоматически приобретал огромный авторитет среди своих сверстников. Его теперь будут бояться, с ним будут считаться, в любом споре он будет первым. Он может теперь носить любую моду, делать любую прическу - никто его не высмеет и не подшутит над ним. Девушки начнут обращать внимание, они ведь любят крутых парней. Эта перспектива была заманчива, ему так надоело быть униженным, так захотелось расправить плечи и не испытывать этого постоянного затаенного страха. Он мог теперь сам стать страхом для других, сладостность власти постепенно затуманивало его, и он незаметно для себя уже почти согласился стать "крутым", но размышления его прервал свист. Раздалось ненавистное "э-э-пщ". Павел увидел приближающуюся фигуру Антошки Филатова из параллельного класса. Это был нагловатый "маменькин сынок"(так про себя охарактеризовал его Павел) однако, парень неплохой, но Павла он почему-то невзлюбил. Павел давно бы дал ему хорошую взбучку, если бы не болезнь. Не доходя 3-х шагов, Антон остановился в нерешительности. Павлу сейчас было очень приятно, что вся наглая спесь Антошки улетучилась, и он боится теперь уже и его. Это чувство было сладостно, но оно было греховно. Павел чувствовал это, было в нем что-то порочное, но думать об этом сейчас очень не хотелось. – Ну, чее, здороваться будем или в гляделки играть? - зло крикнул Робис. Антошка робко подошел и поручкался со всеми за запястье, пройдя мимо Павла. – Ты, чее, гонишь? А с Паштетом че не здороваешься, не уважаешь? Антон покраснел и прикоснулся к запястью Павла. – Деньги е-е? – процедил сквозь сигарету Гарик. – Нету, – жалобно ответил Антон. – А, ну ка, Петюня, проверь! Петя Асмодский проворно и бесцеремонно облазил карманы Антона, вытащив из заднего смятую трешку. - А это че? - включился в разговор Робис. – Ты чее нам врешь? – надвинулся слева Петя Асмодский. – Я не вру, я сказал лишних денег нет! – испуганно воскликнул Антон. – Ах ты, "чмо"! – крикнул Петя и все навалились на Антона, сбили с ног и начали пинать его на земле. Павел остолбенел и подался назад. – А ты куда? - рявкнул Гарик.– Сухим хочешь из воды выйти? Иди сюда! Павел испуганно приблизился. – А теперь ударь его ногой! – приказал Гарик, указывая на лежащего неподвижно Антона. Павел в нерешительности подошел к лежачему, и переступая с ноги на ногу, тихо сказал: – Дак лежачего не бьют, вроде?! – Ах ты, пижон, джельтмен, значит! – и Гарик зло выругался. – А мы, значит, для него уроды моральные! – и Гарик было замахнулся для удара, но раздумал. – А ну, поднять его! – рявкнул он переставшим избиение дружкам. Антон трясся в рыданиях, размазывая по лицу кровь и слезы. – А теперь бей, или мы тебя также отделаем! – гаркнул он на Павла. И Павел смалодушничал, струсил. О как он клял себя за это после, как мучился, но сейчас, движимый страхом и еще каким-то поскудным чувством, стремящимся заглушить голос совести, он подошел и тихонько стукнул Антона по лицу кулаком. – Сволочь! – сквозь слезы еле слышно сказал Антон. – И мать твоя...! – Тут Антон употребил плохое слово, и Павла буквально затрясло от гнева. Он толкнул Антона, тот опять упал на землю, и Павел в серцах пнул его ногой, и оцепенел. Он с ужасом осознал, что он сделал. "Давай, давай, мочи его!" – неслось отовсюду, но Павел не слышал. В его душе звучал голос раскаяния и стыда, но он все слабел. Какое-то новое ощущение заглушало их, ощущение безжалостности и упрямства. "А почему я виноват, он обозвал мою мать и получил за это, почему я должен испытывать вину, я не хочу!" – пронеслось в голове у Павла, но совесть не давала покоя. Он матерно выругался, и ему стало как будто легче, но он почувствовал, что стал другим. Гарик подошел к Антону и взял его за волосы, выпуслив в лицо струю табачного дыма, процедил: "Если ты кого-нибудь заложишь, то мы тебя кончим, а если будешь еще врать или хамить кому-нибудь из нас, окажешься в больнице, а теперь отдыхай". И оставив Антона лежать, вся ватага шумно матерясь и весело обсуждая происшедшее двинулось в ближайшую пивнушку. – Это событие надо спрыснуть! – задушевно хлопая Павла по плечу, сказал Петя Асмодский. – Какое еще событие? – наглым тоном осведомился Павел. – А ты что, ничего не понял? – сказал Робис. – Ты же прошел посвящение. – Какое посвящение? – недоумевал Павел. – Позже узнаешь! – давясь от смеха, сказал Петя Асмодский, и вся компания загоготала. Тут Павел вспомнил, что ему надо к врачу, и засобирался уходить. – Ну, что ж, мы насильно не держим, у нас демократия? – сквозь злую ироническую улыбку произнес Гарик. Потом резко лицо его стало холодным и беспощадным. Выпячивая верхнюю губу, он прошипел: "Только запомни, ты теперь наш, запомни, НАШ!" Последние слова были сказаны с каким-то злым торжеством, так, что у Павла по спине пробежали мурашки. Он смог только кивнуть и поплелся прочь. На душе все таки было погано. Перед мысленным взором предстал скрючившийся на земле Антошка, закрывающий лицо руками. "Как я смог сделать такое?" – позднее раскаяние нахлынуло так, что что Павел захотел кинуться к Антошке, все объяснить, попросить прощения. "Как же, будет он тебя слушать, – опять услышал Павел лукавый чужеродный голос, – да он тебя пошлет подальше. Где твоя гордость, самолюбие? Ты же поднялся над всеми этими тварями дрожащими, ты же стал хозяином жизни!" – вкрадчиво внушал он. "Ведь тебя теперь никто не тронет, никто не посмеет даже разговаривать с тобой грубо" – Павел раздваивался, умом он соглашался с доводами темных сил, понимая, что у него началась совсем другая жизнь, а совесть все равно ела и ела его. "Может и впрямь пойти выпить" – подумал он, но посмотрев на часы, понял, что опаздывает в поликлинику. Оказалось, что приема в этот день не было, врач была сама на больничном. "Неужели в регистратуре не знают?" – недоуменно подумал Павел, но не стал ломать над этим голову. Возвращаясь обратно, он вдруг ощутил в себе какое-то злое озорство, какой-то зуд. Ему хотелось пакостить. Проходя мимо магазина, он изо всех сил пнул урну, весь мусор разлетелся по асфальту. Какая-то старушка упрекнула его, он ответил ей очень грубо, потребовал "заткнуться". Проходя мимо какой-то стройки, он написал на заборе матное слово, от этого его самого разобрал смех. Пребывая в этом злом веселье, он матерился в голос, будто смакуя свою безнаказанность. Ему жутко захотелось стать крутым, он решил сделать неординарную стрижку, чтобы обращали внимание, в общем, вести себя как кавбой из вестерна. Придя домой, он тут же дал подзатыльник Даше за ее отказ вымыть посуду. Еще один подзатыльник, долее сильный, она получила за то, что обозвала его "пьяницей". Даша заплакала, ушла на кухню. Павел пошел следом, но не из желания утешить, а желая проконтролировать исполнение своего приказа. Открыв дверь, он остановился как вкопанный. Напротив двери сидела мама, глаза ее были заплаканы, но в них не было злобы, в глазах ее была мука. – Только что ушла мама Антона, – сказала мама, сделав паузу, а Павел напрягся, ожидая взбучки, – Паша, что с тобой? – и мама с мольбой посмотрела на него. – Не знаю! - глухо произнес Павел, скрывая смущение. – На тебе креста нет! Ты не достоин носить крест, коли так поступаешь! – А что я такого сделал? – спросил Павел с вызовом и зло улыбнулся. – Не прикидывайся, вы избили не в чем не повинного человека! – А, этого-то, так он наглеет много, к тому же я не позволю никому говорить про свою мать ругательства! - повысил голос Павел, изображая благородный гнев. - Но вы ведь первые начали, - тихо сказала мама и закрыла лицо руками. – Мама, это наши пацанские дела, ты в них не сечешь, поэтому я сам в них разберусь! – сказал Павел, еле сдерживая раздражение. Мама, как будто не слышала его последних слов. Она молча встала и протянула Павлу маленький серебряный крестик на цепочке. – Это я тебе на день рождения готовила, но коли уж ты свой крест в беспамятстве сломал, на тебе этот. – Зачем он мне? – буркнул Павел, с трудом сдерживая раздражение. – А затем! Сила Крестная защитит тебя от диавола. – Сказки все это! - отрезал Павел. – А защитников у меня теперь хватает! – и Павел зловеще улыбнулся. – Паша, что с тобой? Я тебя не узнаю! – испуганно воскликнула мама. – Да! Я изменился, с прошлыми страхами покончено. Я теперь не слюнявый интеллигент. Теперь все будет по-другому! – Павел грубо усмехнулся. Мама застыла от испуганного удивления, перекрестилась сама и перекрестила Павла. Павлу от этого стало почему-то душно, он расстегнул две верхние пуговицы на рубашке, на лбу была испарина. – Одень, пожалуйста, крест! – не терпящим возражения тоном сказала мама, и сделала шаг к Павлу. Он попятился, в плече стало покалывать. – Не буду! – выдавил он из себя. – Одень, пожалуйста, я очень тебя прошу, я тебя прошу! – не сдавалась мама. – Я, я не могу, мне плохо! – у Павла кружилась голова, горело плече, он съежился, как перед ударом, одной рукой держась за край стола, чтобы не упасть, а второй потирая больное плече. Мама была уже рядом, она быстрым движением надела Павлу крест. – Ай, какой горячий, он же раскаленный! Нее-ет! – воскликнул Павел и сознание его померкло. Вступление Предисловие Глава 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 Тьма надвигается |